Читать интересную книгу «Лимонка» в войну - Сборник

Георгий Квантришвили, декабрь 2004

Курдистан

Я еду в турецкий Курдистан обычным поездом, который, петляя зигзагами, проходит через всю Турцию. По пути, километрах в трехстах от Анкары – довольно крупный город Сиваш. Внимательно всматриваюсь в пейзаж, потому что хорошо знаю, что хотя это еще территория с преобладанием тюркоговорящего населения, но я уже нахожусь в зоне партизанской войны, которую ведут здесь подпольные левые партии.

Позвольте, но где же здесь горы, где укрываются партизанские отряды? Если называть эту выжженную солнцем холмистую степь горами, то подобных «гор» можно сколько угодно найти и на юге Украины. Все так похоже – те же деревни, те же поля сжатой пшеницы, все та же бедность…

Наконец я на месте, в полуторамиллионном Диярбакыре, неофициальной пока столице Курдистана. «У нас, курдов, он вызывает сентиментальные чувства», – говорили мне еще в Стамбуле. Сентиментальность сентиментальностью, но город набит беженцами, которые живут в огромных районах, состоящих из наспех построенных лачуг. Население города почти сплошь курдское, люди помнят это и всегда подчёркивают при беседе со мной, иностранцем, своё происхождение.

Бросается в глаза страшная бедность большей части населения Курдистана даже по сравнению с трущобами Стамбула и других крупных городов запада страны, хотя и здесь есть свой крайне немногочисленный состоятельный слой населения. Масса детворы торгует, начиная с восьмилетнего возраста. Весь город – один большой базар, нормальной работы для населения почти нет. Много нищих и калек.

На улицах масса вооружённых до зубов полицейских и военных. Офицеры армии и полиции в Турции особенные – холёные, прекрасно оплачиваемые. Все как на подбор – мускулистые, довольные собой, кто-то с пистолетом, кто-то с автоматом, кто-то в бронемашине с пулемётом. Солдаты не перегружены ни нарядами на кухню, ни строительством дач для начальства, ни сельхозработами, ни прочей белибердой, в которой погрязла в свое время Советская Армия. Солдат в Турции занимается только одним – учится воевать. Худощавые и тренированные, они представляют собой разительный контраст с голодными придурковатыми заморышами из, к примеру, украинской армии. Даже после страшного недавнего землетрясения (сорок тысяч погибших) турецкая армия сутки колебалась, стоит ли прерывать важные военные дела и заниматься такой чепухой, как спасение обывателей, погребённых под обломками домов.

Полицейские долго не засиживаются в одном городе, их непрерывно меняют, и за свою жизнь они служат во многих городах. В Диярбакыре бросаются в глаза полицейские-женщины, также худощавые и подтянутые, с обязательным пистолетом. Часто они светловолосые, что характерно для западных регионов страны, и этим резко контрастируют со смуглым местным населением. В рядах турецких и курдских партизанских отрядов также множество девушек. Существуют и чисто женские партизанские отряды.

Вообще, европейское представление о забитости мусульманских женщин в значительной степени преувеличено. В этой отсталой азиатской глубинке сейчас чадра является редчайшим явлением. Большая часть крестьянок и кочевниц не носила её ни при каких султанах – им надо было работать в поле, чтобы выжить и кормить семью, и они не занимались этой ерундой.

Рядом с армейскими казармами и другими стратегически важными объектами за колючей проволокой находятся обложенные мешками с песком будки для часовых. Несмотря на 45-градусную жару, они внимательно осматриваются по сторонам, наблюдая за каждым прохожим, включая и меня, хотя сейчас в Диярбакыре в политическом отношении относительно спокойно.

Уже давно сидит в турецкой тюрьме приговорённый к смерти лидер Рабочей партии Курдистана Абдулла Оджалан. Повесить его не повесят, в том числе из-за протестов левых депутатов парламентов Западной Европы (Турция рвется в Европейский союз), но сидеть ему придётся долго. На суде он, лидер крупнейшей повстанческой организации мира и прекрасный организатор, под угрозой виселицы показал себя не с лучшей стороны, боевые операции уже год как приостановлены.

Диярбакыр знаменит и другим. Власть в муниципалитете принадлежит прокурдской Народно-демократической партии (HADEP), которую неофициально называют легальным прикрытием Рабочей партии Курдистана. Это уже третья по счету прокурдская партия Турции, две предыдущие были запрещены. То есть реальная власть в крупнейшем городе Курдистана уже долгое время с одной стороны вроде как бы в руках правительства Анкары, с другой стороны, вроде как бы и нет. Эта же партия находится у власти и в некоторых других городах региона. Мэрия Диярбакыра стала местом паломничества левых европейских парламентариев и журналистов Западной Европы, особенно из Италии. Они очень жалуются: полиция мешает работать и делать телерепортажи.

В местной штаб-квартире HADEP рассматриваю на стенах фотографии побоища, устроенного в феврале. И размеры митинга, и масштабы полицейской операции впечатляют.

Мэрия. Несколько лет назад она приняла потрясшее турецкие власти решение о переносе статуи первого президента Турции Ататюрка, официально возведённого почти в ранг святого, из центрального района в парк. У курдской интеллигенции к нему сложное отношение – основатель современного государства обманул их, запретил язык и подавил курдские восстания на востоке страны.

«Передайте привет вашим читателям от курдского народа», – попросил меня официальный представитель мэрии по связям с прессой. Я, похоже, был первым корреспондентом из стран СНГ в этом городе. Корреспонденты московской демократической прессы отовариваются прямо в Стамбуле или греют свой толстый зад в курортной Анталье. Они не спешат лезть туда, где можно получить по голове полицейской дубинкой, – и это еще не худший вариант. Судя по прочитанным мною репортажам о Турции, информацию о стране российские газеты высасывают из пальца.

Регион, окружающий Диярбакыр, это даже не холмистый Сиваш, а почти ровная степь в лоскутках полей и начисто лишённая растительности долина реки Тигр, в верховьях которой и расположен город. Это не помешало проходить здесь тяжёлым боям курдских партизан с правительственной армией.

В городе пять каналов местного коммерческого телевидения, один проправительственный и протурецкий (конечно же, он самый богатый и профессиональный) и четыре прокурдских, из которых, впрочем, два недавно были закрыты по политическим причинам. Не беда, говорят мне журналисты, в ближайшее время мы возродимся под другим названием. Эта игра в кошки-мышки турецких левых журналистов и властей идёт в Турции уже не первое десятилетие.

Мардин. Этот полумиллионный город на сирийской границе расположен на склонах утёса. Сам утёс представляет собой старинную крепость, превращённую ныне в крепость современную. С него можно удобно контролировать окружающую город выжженную солнцем холмистую степь. Меняются времена – меняются и крепости. Вокруг утёса ограждения с колючей проволокой, всю ночь по периметру обороны горят люминесцентные лампы – армия опасается ночной атаки снизу. Внизу, в городе, масса полиции. У меня проверяют документы.

В прилегающих убогих и перенаселённых деревнях живет по преимуществу курдское население, но в самом городе очень много арабов, есть ассирийцы. Пятую часть населения города составляют православные христиане. «Там – начинается Месопотамия», – показывает мне настоятель здешнего православного монастыря (построен в шестом веке) в сторону ровной как стол долины, простирающейся в сторону Сирии, и по его серьёзному и торжественному тону я понимаю, что Месопотамия, где зародилась и развивалась цивилизация, – это не фунт изюма. Здесь центр мира.

Я разговорился со служащим местной мечети.

– Неужели и в этом городе были бои?

– Еще какие! Причём не ночью даже, автоматные очереди в городе регулярно были слышны средь бела дня, – отвечает он мне на чистейшем английском языке, который выучил во время работы в Швейцарии.

Где и как, чёрт возьми, ухитряется уже пятнадцать лет укрываться на этой просматриваемой на километры выжженной равнине многотысячная партизанская армия, где она скрывается по страшной дневной жаре, где находит воду при начисто пересохших в летнее время ручьях, чем питаются люди и куда они уходят после атак? Здесь летом нет ни туманов, ни дождей, в степях Украины и то ландшафт в большей степени подходит для революционной войны…

Урфа. Один из древнейших городов мира, древний Ур, родина библейского пророка Авраама. Ровная как стол равнина в клеточках орошаемых полей. И здесь вовсю присутствовали курдские партизаны. «Как и везде», – пояснили мне.

В своё время Че Гевара сказал сальвадорскому поэту и революционеру Року Дальтону, что в Сальвадоре невозможна партизанская война, потому что там нет гор. Дальтон на это ответил: «Наш народ – это наши горы». Жизнь показала, что великий Че тоже бывал не прав. Именно в Сальвадоре революционная война достигла своего наибольшего размаха, и революция там не сумела победить только потому, что ей в решающий момент нанесли удар в спину из Москвы. У сальвадорцев свой счёт к Горбачёву.